Что боги могут дать мне?
Он поднял брови, на его лице отразилась деланная благосклонность:
— Как «что»? Занятие, дражайшая Иста! Буджолд, "Паладин душ"
Полтора месяца меня распирало и плющило, но я стойко держалась, решив поделиться с миром новостями, когда они станут действительно реальными. Стали - я получила первую зарплату. Я работаю, уиии! С непривычки это вызвало кучу проблем, но вроде более-менее приноровилась. Выяснилось, что мозги у меня конечного объема, и кроме работы в них пока помещается мало. А работа постоянная и она меня жреть. "И сия пучина поглотила ея целиком". Когда я усилием воли ее заканчиваю - закрываю рабочую страницу - выясняется, что мозга нет, ушел весь, приходите завтра. Делаю я маленький специфический новостной проект, новости теперь моя профессия, она же вторая древнейшая. Поскольку проект маленький, то я все - я и лошадь, я и бык, я и баба и мужик. Как мне помог опыт бетинга на ФБ! Как хорошо, что я привыкла на ФБ к дедлайну и не лезу на стену от злости! Куда только народ не ставит запятые, такое ощущение, что присыпают ими сверху, как специями - чтоб было.
Мои отношения с гуглом теперь выглядят примерно так , причем я не поручусь, кто из нас кто.
Под катом кусочек из Чапека "Как делается газета" - очень похоже. У Чапека, кстати говоря, рекомендую прочитать всю серию "как это делается" - и про кино и про театр.
Читать дальшеЕсли вы придете в редакцию утренней газеты часа в два дня, вы,
возможно, застанете там двух-трех сотрудников. Один что-то сонно выстукивает
на машинке, другой, задрав ноги на стол, читает журналы, третий просто сидит
с видом крайнего отвращения ко всему. Секретарши и стенографистки прилежно
вяжут свитеры и вполголоса беседуют, о чем - не могу сказать. В общем,
оживления не больше, чем на глухом полустанке за два часа до прихода поезда.
Около шести часов из наборной вылезает метранпаж и мрачно осведомляется, где
же рукописи, - наборная, мол, простаивает. Ночной редактор отвечает, что
рукописи нет ни одной, что для завтрашнего номера к нему не поступало ни
передовой, ни международного обзора, ни фельетона, в общем ничего; и что
должен быть парламентский отчет, одна большая речь, одно убийство на Жижкове
и одно заседание какого-то комитета. Метранпаж заявляет, что, конечно,
все это не успеют набрать, и о чем, собственно, думают господа редакторы и
т. д. и т. п. Ночной редактор пожимает плечами и бурчит, что этак завтра
газета не выйдет и что он охотно бросил бы все к чертям.
С наступлением вечера в редакции становится оживленнее. Сотрудники один
за другим врываются в редакцию, потрясая рукописями: сегодня материала, мол,
несколько больше обычного, да еще кое-что надо написать. Приходит курьер с
информацией ЧТА, другой курьер привозит из парламента первую половину
сегодняшнего отчета. Появляются по одному рецензенты отдела культуры со
статьями о вчерашней премьере или о чем-то еще. В шесть часов пятьдесят
минут поступает прискорбное известие о кончине выдающегося деятеля имярек.
Секретарь кидается в архив искать некролог, но некролога нет. В семь часов
метранпаж передает снизу, чтобы ему больше ничего не посылали, все равно не
успеют набрать. В семь тридцать поступают статьи от иностранного
обозревателя, "экономиста", репортера по социальным вопросам, сенатского
обозревателя и заведующего спортивным отделом. Все это такие сверхважные и
актуальные вещи, что не напечатать их завтра было бы просто катастрофой.
Ночной редактор тем временем хладнокровно жует свой ужин и предупреждает
сотрудников, чтобы не пороли горячку, все равно в завтрашний номер больше
ничего не войдет. В восемь вечера еще нет передовой. В восемь десять снова
появляется метранпаж и язвительно вопрошает, о чем, собственно, думают
господа редакторы: от отдела объявлений он получил семь столбцов материала
и нечего посылать ему статьи, все равно их не успеют набрать, и так набрано
уже на пять столбцов больше, чем войдет в номер. В восемь тридцать еще не
получен конец парламентских прений, зато вспыхнул сильный пожар где-то на
окраине города. Около девяти поступают "совершенно монопольные сенсации -
только для нашей газеты", и первые выпуски других газет, и начинаются
лихорадочные поиски - чего в них нет и что в них есть.
Затем редакция постепенно пустеет и затихает. К запаху сосисок
примешивается запах сырых гранок и типографской краски: метранпаж принес
первые сверстанные полосы. Ночной редактор говорит "уф!" и меланхолически
глядит в окно на безлюдные улицы. И вот газета заматрицирована. Теперь, если
бы даже пришло сообщение о конце света, в завтрашний номер оно не попадет.
Точка.
"Черт возьми, - думает ночной редактор, - ну и денек выдался!"